Я хочу начать с признания, которое может звучать странно в устах того, кто
считается перевоплощённым ламой и, по идее, должен был сделать в прошлых жизнях
множество прекрасных вещей. С раннего детства меня преследовали чувства тревоги
и страха. Моё сердце бешено билось, и я часто покрывался испариной, когда
оказывался рядом с незнакомыми людьми. И у этого неудобства, которое я вынужден
был постоянно испытывать, не было никаких видимых причин. Я жил в прекрасной
долине и был окружён любящей семьёй, множеством монахов и монахинь и другими
людьми, которые были глубоко погружены в изучение того, как раскрывать в себе
внутренний мир и счастье. Тем не менее тревога следовала за мной повсюду, словно
тень.
Мне было, наверное, около шести лет, когда я впервые почувствовал себя немного
лучше. Побуждаемый по большей части детским любопытством, я начал лазить по
холмам, окружающим мою долину, обследуя пещеры, где провели свою жизнь в
медитации многие поколения буддийских йогинов. Иногда я залезал в пещеру и делал
вид, что медитирую. Конечно, я и представления не имел, как медитировать, и
просто сидел там, повторяя в уме мантру ОМ МАНИ ПЕМЕ ХУНГ — особую комбинацию
древних санскритских слогов, известную почти всем тибетцам, как буддистам, так и
небуддистам. Порой я сидел часами, мысленно повторяя мантру и не понимая, что я
делаю. Тем не менее я начинал ощущать, что мной постепенно овладевает чувство
покоя.
Однако после трёх лет, проведённых в пещерах в попытках понять, как
медитировать, уровень моей тревоги возрос до такой степени, что на Западе его,
вероятно, диагностировали бы как полностью развившееся паническое расстройство.
В течение некоторого времени я получал неформальные наставления от своего деда,
великого мастера медитации, который предпочитал умалчивать о своих достижениях,
но в конце концов набрался смелости попросить маму передать моему отцу, Тулку
Ургьену Ринпоче (который при жизни был повсеместно признан как чрезвычайно
одарённый учитель), просьбу пройти у него формальное обучение. Отец согласился и
в течение трёх следующих лет давал мне наставления по различным методам
медитации.
Поначалу я понимал немного. Я старался успокоить свой ум так, как он учил, но
мой ум не желал успокаиваться. На самом деле в те первые годы формального
обучения я обнаружил, что отвлекаюсь больше, чем прежде. Меня раздражало всё что
угодно: физические неудобства, звуки на заднем плане, конфликты с другими
людьми. Спустя много лет я пойму, что в действительности это не было регрессом;
я просто начинал в большей степени осознавать непрерывный поток мыслей и
ощущений, которые не замечал ранее. Увидев, как через тот же процесс проходят
другие люди, я теперь понимаю, что этот опыт типичен для всех, кто только учится
исследовать свой ум с помощью медитации.
Хотя я всё же начал переживать короткие мгновения спокойствия, страх и паника
продолжали преследовать меня, как голодные духи, — в особенности потому, что
каждые несколько месяцев меня посылали в монастырь Шераб Линг, главную
резиденцию Двенадцатого Тай Ситу Ринпоче, одного из величайших мастеров
тибетского буддизма среди ныне живущих, а также одного из моих основных
учителей. Великую мудрость и доброту, которые он вложил в моё развитие, мне
никогда не оплатить сполна. Там я должен был обучаться у новых наставников,
среди незнакомых учеников. Потом меня отправляли обратно в Непал для продолжения
обучения у отца, и так я провёл почти три года, путешествуя туда и обратно между
Непалом и Индией, получая формальные наставления от отца и от учителей в Шераб Линге
Когда мои скитания между Индией и Непалом близились к концу, я узнал, что в
монастыре Шераб Линг вот-вот начнётся трёхлетняя программа медитативного
затворничества. Руководителем программы должен был стать Селдже Ринпоче, один из
моих главных учителей в Шераб Линге. В то время Селдже Ринпоче считался одним из
самых опытных мастеров тибетского буддизма. У этого мягкого человека с тихим
голосом была поразительная способность делать или говорить именно то, что было
правильным, и именно тогда, когда это было необходимо. Я уверен, что некоторые
из вас бывали рядом с людьми, которые оказывали сходное воздействие, — людьми,
способными преподавать невероятно глубокие уроки, вовсе не подавая виду, что они
вас чему-то учат. Само то, какие они есть, это урок, который остаётся с вами на
всю жизнь.
Поскольку Селдже Ринпоче был очень стар, и это, скорее всего, мог быть последний
ретрит под его руководством, мне очень хотелось принять в нём участие. Однако
мне было всего тринадцать лет, что обычно считается слишком юным возрастом для
того, чтобы переносить тяготы трёхлетнего затворничества. Я очень просил своего
отца замолвить за меня слово, и в конце концов Тай Ситу Ринпоче дал мне
разрешение участвовать в ретрите.
ВСТРЕЧА С МОИМ УМОМ
Постигнув лишь суть ума, постигаешь всё.
Джамгон Конгтрул Лодро Тайе. Свод основных моментов
Хотел бы я сказать, что, как только я благополучно устроился среди других
практикующих в трёхлетней ретритной программе в Шераб Линге, всё сразу стало
лучше. Однако, напротив, первый год в ретрите был одним из худших в моей жизни.
На меня в полную силу обрушились все симптомы тревоги, которые я когда-либо
переживал, — физическое напряжение, стеснение в горле, головокружение и волны
паники, особенно интенсивные во время групповых практик. В терминах западной
медицины, у меня было налицо нервное расстройство.
Задним числом я могу сказать, что мне хочется называть свои переживания того
времени «нервным прорывом». Оказавшись в полной изоляции от отвлечений
повседневной жизни, я был вынужден встретиться лицом к лицу с собственным умом,
который в то время был не самой приятной вещью для ежедневного созерцания. С
каждой проходящей неделей казалось, что умственный и эмоциональный ландшафт, на
который я смотрел, становился всё более пугающим. В конце первого года ретрита я
оказался перед выбором: провести следующие два года, прячась в своей комнате,
или полностью принять истину уроков, полученных от моего отца и других учителей,
— что все проблемы, которые я испытывал, были привычками мышления и восприятия,
укоренившимися в моём уме.
Я решил следовать тому, чему меня учили.
В течение трёх дней я оставался в своей комнате и медитировал, используя многие
из тех техник, которые описаны далее в этой книге. Постепенно я начал
осознавать, какими слабыми и преходящими в действительности были мысли и эмоции,
мучившие меня годами, и каким образом чрезмерное внимание к маленьким проблемам
делало их большими. Просто спокойно сидя и наблюдая, как быстро и во многих
отношениях непоследовательно приходили и уходили мои мысли и эмоции, я начинал
непосредственно понимать, что они вовсе не такие основательные или реальные,
какими они мне кажутся. И постепенно освобождаясь от веры в историю, которую мне
внушали, я начинал видеть стоящего за ними «автора» — бесконечно огромное,
бесконечно открытое осознавание, представляющее собой природу самого ума.
Любая попытка передать словами непосредственное переживание природы ума
фактически обречена на неудачу. В лучшем случае можно сказать, что это безмерно
спокойное переживание и что, обретая устойчивость в результате многократно
повторяющегося опыта, оно становится практически непоколебимым. Это переживание
абсолютного благополучия, которое просвечивает через все физические,
эмоциональные и ментальные состояния — даже те, что обычно могли бы считаться
неприятными. Это ощущение благополучия, не зависящее от колебаний внешнего и
внутреннего опыта, представляет собой один из самых ясных способов понимания
того, что буддисты подразумевают под «счастьем», и мне повезло пережить его
проблеск в течение трёх дней своей изоляции.
По прошествии этих трёх дней я покинул свою комнату и снова присоединился к
групповым медитациям. Мне потребовалось ещё около двух недель сосредоточенной
практики, чтобы преодолеть тревогу, сопровождавшую меня в течение всего детства,
и непосредственно осознать на опыте истинность того, чему меня учили. С того
времени я не испытывал ни одного приступа паники. Чувства спокойствия,
уверенности и благополучия, появившиеся в результате этого опыта, оставались
непоколебимыми даже при таких обстоятельствах, которые, с объективной точки
зрения, можно было бы назвать стрессовыми. Я не считаю эту перемену в своём
мироощущении собственной заслугой, так как она произошла в результате усилий по
непосредственному применению на практике той истины, которую мне передали мои
предшественники.
Из книги:
Ушёл медитировать.
