Литературные сочинения душевнобольных
___
1."В раю"
Войдя в комнату, она увидела стоявший на столе огромный обтянутый тканью ящик. Он казался ей роскошно убранным разными красивыми предметами. Смотря на него, она не чувствовала ничего дурного. Яркие цвета создавали особый колорит и уютную обстановку. Сразу оказавшись в новом обществе никогда не виденных ею ранее людей и зверей, хотелось отдаваться их развлечениям. Несколько из них, в нежных тонов одеждах, смотрели очень просто. Но глубокий трубовидный желоб привлек внимание больше, чем они. Вокруг него было много старых людей, сидевших на низких креслицах с мягкими спинками. Все можно было назвать комнатой необъятной величины со светлыми, почти белыми, стенами.
Везде что-то творилось. Все люди распространились по каким-то местам, группами и не вместе. Невозможно было выбрать кого-то и подойти; хотелось все рассмотреть. Приходилось идти туда, куда падал взгляд. Невозможно было настроиться на что-то определенное.
Понять, что делали люди, было никак нельзя. Суету, которую она видела до этого, здесь уже не создавали. Было ясно: все к чему-то готовились.
_____
2. "Всякие уродства и странности"
Джордж (?)
Уж точно, что это выйдет антихудожественная вещь. Даже не знаю, с чего начать — это, кстати, потому, что я очень мало видел уродств.
Но одно уродство я точно видел. У моего друга — его зовут Петр, Петр Карлович, — есть автомобиль “Москвич-412”. И Петр приделал к нему вместо “дворников” два фаллоса. Когда едешь в его машине, Петр Карлович включает привод, и по стеклу начинают ерзать эти дурацкие фаллосы. А сам Петр все время, пока они шатаются у него перед носом, просто захлебывается от хохота.
Другой мой друг, Себастьян Карлович, — очень известный в Грузии человек. Он — министр финансов. Так вот, у него есть странное хобби. Он ходит босиком по всяким свалкам и пинает ногами разный хлам. Он, даже когда просто идет по улице, всегда все пинает. Особенно он любит пинать кучки собачьего дерьма; он это называет “пнуть жабу”.
У меня тоже есть странности. Например, я обожаю курить в транспорте. Особенно в автобусах. Когда мне удается занять выгодное место у окна, я закуриваю. Курю я толстые черные сигары. Они очень крепкие, и после первой же затяжки я совершенно теряю контроль над собой. Я начинаю выть по-волчьи или выкрикивать фашистские лозунги. При этом я обычно беру на палец немного грязи с подоконника и рисую ею себе под носом, чтобы было, как у Гитлера.
То, что я вам рассказал, — это еще не все. Мне известны и другие примеры, но о них я расскажу потом.
___
3. Псевдогаллюцинаторные предметные образы внутри тела называются соматическими галлюцинациями. Это может быть переживание конкретного, часто передвигающегося инородного тела внутри живота, ребенка, животного или механизма. Внутренний образ может обладать псевдогаллюцинаторными мыслями, которыми он обменивается с пациентом. Наиболее типично псевдогаллюцинирование для шизофрении.
"Я поняла, что беременна, однажды ночью ко мне что-то пришло, и было очень приятно, потом через неделю в животе появился стук ножкой, но это был не один ребенок, а может быть три. Головку одного я чувствовала справа. Они все росли очень быстро, хотя живот будто и не увеличивался. Утром я проснулась и поняла, что одного родила ночью, так что оставалось только два. Я его искала по всей комнате, ведь если он так быстро развивался, он также быстро мог вырасти и уйти".
___
4. "Стилет Рожмана"
Стилет Рожмана — это залог Вашего успеха всегда и везде. В дореволюционной России, например, “хозяин земли русской” (так называл себя Николай) был обладателем стилета Рожмана. “Не бойся, собачечка!” — звучало в ответ на ходатайство титулованного дармоеда, а ведь к 12 июня 1912 года в штате высочайшего двора состояло 1221 лицо обоего пола: 12 статс-дам, 12 высших чинов двора, 9 обергофмейстеров и 4 обер-егермейстера, да еще 42 врача по разным специальностям. Очень и очень немногие из них носили настоящие стилеты, часты в употреблении были стилеты Рожмана.
Так, Александров Викторович Юрьев по состоянию на третье мая писал: “Убивайте всех без разбору, и да пребудет с вами Виктор Викторович Юрич по состоянию на третье мая писал:
1. Духовенство
2. Второе духовенство.
3. Царь-отец.
4. Инородцы.
Вообще, в современной литературе стилет Рожмана является символом бытия микрокосма в макрокосме, без воздействия второго на первый, и в гробницах изображается в виде человека с головой-электроном и рукой-револьвером. Это и есть нематериальная оболочка стилета Рожмана.
Стилет Рожмана дается человеку, который много страдал, или многострадальному человеку, или человеку, который воображал, что страдает, в зависимости от пола последнего.
У народов древности, этих гигантов растительного мира, отличавшихся бесстрашием, вошедшим в поговорку Петра Аркадьевича о своем имени, осуществлялась замена сумасшедших совершенно здоровыми людьми, а также людьми спокойными и приятными в общении и спорте.
Впервые я столкнулся с Петром Аркадьевичем в заснеженной роще близ Екатеринбурга. Ветлы скованы морозом, под снегом писк и журчание, небо недвижно. Каждая ветвь готова позировать живописцу, и стоит шевельнуться мне или Столыпину, как мыши судорожно молкнут, крохотные созданьица не выносят необъяснимого вздоха осевшей с веток сияющей пыли, и я побаиваюсь Петра в чаще, спиной ко мне, тонкие ноги.
Я вижу вышедший из употребления мусорный бак, Петр дернул его и выругался смешно.
Через десять лет я продал бак с аукциона за сто тысяч одному турку слева в качестве материальной оболочки стилета Рожмана.
____
5. — Да что с вами?.. Да вы ли это?
Чарлз Огастес Милвертон
— Все. Он ушел. Можно приходить, — сказал в трубку Андрей Фомич, человек лет сорока, обыкновенной комплекции, с ничем не выделявшимися чертами лица, серыми глазами и ни вверх ни вниз не идущим носом.
Получив ответ, видимо, утвердительный, он осторожно положил трубку, потоптался на месте и перевел дух. Оглянувшись по сторонам, он заметил, что в одной из дымчатых ваз, стоявших на изо всех сил празднично накрытом столе, было два цветка.
Андрей Фомич помялся и переставил один цветок в другую вазу.
Ударило семь часов.
Из коридора донесся звонок. Единственной необыкновенной вещью в этом событии было то, что звонок раздался слишком быстро после конца разговора. Могло быть так, что визитеры были соседями по дому или по лестничной площадке.
Андрей Фомич бросился в прихожую и с задорным “А-а!” открыл.
На пороге стояла женщина в люрексовом платье. Она была бледна, но не от какого-нибудь испуга, а просто от того, что свежий воздух ей не нравился — она воображала, что он действует на ее нервы пагубно.
Сперва нами не замеченный, за ее спиной зашевелился и второй гость. Ростом он был с торшер, ежеминутно облизывал губы и громко хохотал. Его имя было Оскар.
— Оскар, дорогой, и вы, Лариса Анатольевна, что же вы… Располагайтесь. Ведь праздник, такой праздник!
Темным коридором гости были проведены в милую гостиную. Свет вскоре погасили. Свечи были принесены и зажжены. В дно бокалов ударила бесстыдная струя. На минуту надо всем повисло молчание.
— За благонамеренные нравы! — закричал Оскар внезапно, откинулся в кресло, зверски захохотал и пригубил вина. Смутившиеся остальные также отпили по глотку.
— А ведь знаете, Оскар не так уж неправ, вы уж меня простите, — начал хозяин. — Он здесь упомянул то главное, что отличает нас, людей, от прочих тварей, тем более… Посудите сами… Если не затруднит, поправьте свечу. Да-да, вот так… Ведь сколько в нашей жизни зависит от такого пустяка, как характер собеседника, сотоварища. Ведь то, что поэт назвал душой, развивается в нас только благодаря неустанным столкновениям ее с ей подобными.
Лариса Анатольевна слегка покраснела, Оскар глядел в свой бокал, Андрей Фомич позвякивал по графинчику чайной ложкой. Из неожиданного затруднения всех вывел смех карлика, наполнявшего бокалы заново.
— Оскар, Оскар, хватит, мне не нужно так много! — смущенно смеясь, сопротивлялась Лариса Анатольевна.
“Какая чудная женщина!” — посмел подумать Андрей Фомич. Усилием воли он остановил поток мыслей и сосредоточился на втором тосте.
— За теплую компанию! — заорал Оскар. Раздался звон от прикосновений бокалов друг к другу, неистовый хохот и плеск жидкого демона в графине. С праздничного блюда исчез первый ломтик ветчины. Его съел Оскар.
“Как я раньше не замечал всего этого!” — с нежным трепетом думал Андрей Фомич, разглядывая пугоицы на платье Ларисы Анатольевны.
— Послушайте, вот это вот — “Я вас любил, чего же боле”…
Оскар немедленно облился вином и захохотал.
— Ну, уж увольте… — пробормотал Андрей Фомич и уткнулся в тарелку. В тарелке лежали грибы.
— Нет, что же вы, продолжайте! — пугаясь собственной смелости, воскликнула Лариса Анатольевна.
— Да-да, мы внемлем! — затрясся Оскар.
Но Андрей Фомич ничего этого не слышал. Сделав всем знак молчать, он с тревогой поглядывал на дверь.
— Вы, кажется, что-то хотите нам рассказать. И, кажется, это касается его, — произнесла Лариса Анатольевна.
— Начнем с того, что он — мой товарищ, — Андрей Фомич судорожно глотнул вина. — Мы с ним — как две части одного и того же тела, механизма. Вы, может, думаете, что и я точно такой же, но вы ошибаетесь. Дело в том, что с ним во время войны…
Тут свеча так неожиданно полетела вон из подставки, что в первый момент все испуганно глядели на растекающийся по ковру стеарин, а затем бросились на пол и завозились в полумраке. Нашедший свечу Оскар поставил ее на место и позволил себе сожрать еще один кусок ветчины. Андрей Фомич помалкивал.
Впрочем, еще один оскаров тост — и Андрей Фомич уже рассказывал о том, как он осенней ночью отогнал от своего дома воров, и как однажды ему довелось сочинить вальс, и как однажды он так наелся мяса, что поднял с ходу 82 кило.
— А вообразите, однажды я выпил единым духом ведро вина! — закричал Андрей Фомич, возбужденно жестикулируя.
Лариса Анатольевна покраснела, забила в ладоши и засмеялась наивно и мило.
— Ха, да он пиво впервые в сорок лет попробовал! — заорал Оскар, выхватывая выскальзывающие бокалы из-под носа Ларисы Анатольевны и здорово уязвленного Андрея Фомича.
Все, однако, радостно завизжали, когда в бокалах показалась новая порция. Оскар встал прямо на своем кресле и дирижировал. Андрей Фомич ухмылялся и хлопал себя по коленям, а Лариса Анатольевна хохотала, купая в вине каштановую прядь.
— Для того чтобы совсем… — Оскар остановился.
В прихожей что-то щелкнуло.
Оскар съежился и заполз за портьеру. Хозяин с отчаянием посмотрел на успевшую прийти в себя Ларису Анатольевну.
Дверь распахнулась. В коридор, да и в комнату хлынул густой туман. В дверях стоял силуэт. Раздался звук убираемых в карман ключей, и стена тумана, пронизанная резким светом, зашевелилась.
За покатым левым плечом входящего беззвучно показался портрет Гитлера.
Силуэт вошел. На остолбеневших гуляк дохнуло тяжелыми парами. Человек (вне всякого сомнения, человек) остановился у телефона, набрал номер, спросил Валерия.
— Давай там, без задержек.
Трубка легла на рычаги.
В милую гостиную, прямо на затихшую компанию вошел мужчина лет сорока двух, в тяжелом пальто и тяжелых сапогах. Глянув бесцельно и тускло на стол, он сел.
— Мы тут… Я, она… То есть, Лариса Анатольевна и… Оскар…
— Пакость, — тихо сказал вошедший.
Портьера вздрогнула.
— Ну, Марк, ну, пожалуйста, — жалобно сказал Андрей Фомич.
— Чего-то устал я сегодня, — разглядывая бокалы, свечные огарки и Ларису Анатольевну, произнес вошедший.
Андрей Фомич не решился продолжать — такая тяжесть шла от его визави.
— Ну, что делал? — спросил наконец тот.
— Мы тут…
— Ага, — мрачно и тоскливо сказал пришелец.
Андрея Фомича вдавило в кресло. Он весь взмок и выглядел ужасно. Пришелец, медленно жуя, добил кусок ветчины, впопыхах забытой Оскаром.
— Как бы… — начал Андрей Фомич, бледно улыбаясь.
— Замолчи-ка, братец, — произнес с тою же мрачной тоской часть одного с ним механизма.
— Пора, — вздохнув и хлопнув себя по коленям, сказал Андрей Фомич. Непринужденность его вызывала массу сомнений.
Лариса Анатольевна встала.
— Пожалуй, — колеблясь, прошептала она.
— Куда? — сурово спросил пришелец.
— Послушай, Марк, — сказал, пытаясь замять неловкость, Андрей Фомич. — Что ты, в самом деле? Ведь они — мои гости!
Пришелец подошел к двери и вынул ключи.
— Вот так, — сказал он устало и глянул на часы.
Минуты через две он ушел в спальню. Погас свет, и весь дом погрузился в темноту.
