Марта восстановит орден на свой лад, начав принимать в него как мужчин, так и женщин.

    — Как дела?
    Дела у Максима Власова, ученика 735-ой школы г. N-ск были, откровенно говоря, не очень: химия, на которой он проспал весь урок, была еще ничего, но неумолимое время гнало его в объятия Лизаветы Павловны, физички, которую он всей душой ненавидел.
    — Ниче так. Как сам?
    Вопрос был как нельзя кстати, потому что у Федота, по каким-то невообразимым причинам значившегося в классном журнале как Федор Безухов, вид бы тот еще: уже начавший желтеть фингал под левым глазом ярко контрастировал со свежеподбитым глазом правым. Разбитая губа завершала композицию.
    — Да… Встретился я тут с одними. Знаешь, как оно бывает: слово за слово, ну а потом…
    Как оно потом бывает у Федота, Макс знал не понаслышке: несколько прогулок по вечернему городу напрочь отбили у него желание проводить время в компании Феди и его друзей. По крайней мере, без куска хорошей арматуры.
    — Ага. На физру пойдешь?
    — Не, я форму не взял.

    Главным отличием Федота от большинства выдающихся личностей школы было полное презрение к физической культуре как к предмету школьной программы. Ко всяким качалкам или, чего хуже, фитнесс-центрам у  него было такое же снисходительно-презрительное отношение. Даже брусья с турниками не могли похвастаться фединым вниманием. Классе в восьмом, начав на пером же уроке со скуки листать учебник, он остановился на главе о коэффициенте полезной деятельности. С тех пор Федот дал себе слово работать только с пользой и по выходным не «рукоблудил с железяками», как он любил выражаться, а уходил разгружать машины на недавно построенную конфетную фабрику.

    — Мальчики, идете на линейку? — звонким голосом поинтересовалась заглянувшая к ним классрук Елена Борисовна. Она была похожа на старшеклассницу и старательно поддерживала образ маленькой девочки, вплетая в косы воздушные банты. Ходили слухи, что банты эти любил поглаживать директор школы Виктор Петрович Теренковский после всевозможных совещаний и летучек. Духи «ххх» Елена Борисовна покупала на полученные после таких неформальных встреч деньги.

    Линейки между уроками в школе №735 вошли в традицию перед развалом СССР. Нет, они были, конечно, и раньше, но теперь на них вместо восторженных речей о паровозах, летящих вперед, говорили о всяком разном: организации дискотек, работе на летних каникулах или помощи ветеранам. В душе Виктор Петрович был шоуменом и не упускал лишней возможности показаться на публике. Сегодня линейка была посвящена началу учебного года.

    — Наступила золотая осень, — елейный голос директора разнесся по притихшему актовому залу. Макс устроился в кресле поудобнее и закрыл глаза.
    — Скоро первоклассники получат первые знания о суровом и непростом мире, в котором мы живем. — Виктор Петрович изобразил на лице суровость. — Давайте же узнаем у наших второклассников, чему они научились за прошедший учебный год. Надеюсь, это сподвигнет всех учеников уделять занятиям больше времени.

    Послышались жидкие аплодисменты. На сцену поднялся второклассник Миша Бобриков, сын известного предпринимателя Михаила Бобрикова.

    — Ну, Мишенька, — с ловкостью, свидетельствующей о большом опыте, Елена Борисовна присела перед ним на колени и ткнула микрофоном в лицо. — Скажи нам, кем ты будешь, когда вырастешь?
    — Я буду... буду...
    — Бан-ки-ром, — громким шепотом подсказал ему директор с превого ряда.
    — Анкиром! — радостно согласился Миша. - У меня будет свой автомобиль и много денег!

    По залу прокатился сдавленный смешок.

    — Такой мелкий, а уже в банкиры намылился, — шепнул Максу Федот. — Два на два ж не умножит!
    — Ага, — тоже шепотом ответил ему Максим, — и профессия так себе. Банкиры считают деньги, а чтобы стать стать богатым, считать надо дураков.

    Федот только хмыкнул. Миша рассказывал что-то про свои будущие аппартаменты и красавицу-жену (называя её «зеной»). Макс тем временем рассматривал ноги Елены Борисовны, благо, они мелькали по сцене как раз на уровне его глаз.

    — Иногда я чувствую, как падаю в пустоту, понимаешь? – Макс взволнованно ходил по комнате. – Все мысли, мечты, все, к чему я стремился, падают в яму, в эту отвратительную пропасть обыденности. Мы больше не творим, только потребляем. Читал Библию? Бог создал человека по образу и подобию своему. Многие понимают это буквально: две руки, две ноги, голова чтобы есть, живи и радуйся. Ну и еще «плодитесь и размножайтесь», причем каждый стремится начать побыстрее, классе эдак в седьмом.

    Федот слушал, прикрыв глаза рукой.

    — Я же понимаю это как стремление к творчеству, к прогрессу, к творению. Землю за семь дней – шутка ли? И ведь мы могли бы! А мы променяли холодный свет далеких звезд на пиво по выходным и отчаяние. Отчаяние от осознания собственной никчемности. И это только тем, кому повезло понять. Большинство просто живет и… радуется? Но почему же тогда многим так тоскливо на душе? Почему они не могут представить свою жизнь без друзей, выпивки и развлечений? Где-то там, глубоко внутри себя, они осознают, что что-то не так. Маленький росточек (созидания?) отчаянно пробивает себе путь в глубины человеческой души.

---

Смысл любой человеческой жизни, настроенный «по умолчанию» – быть лучшим среди себе подобных. Так как лучших – единицы, да и свято место, как известно, пусто не бывает, человек всю жизнь пытается стать если не самым лучшим, то хотя бы одним из них. В абсолютном большинстве случаев ценность человека как индивида в глазах других определяется лишь внешними факторами. Отсюда следуют два положения. Первое: ценности относительны, иерархия абсолютна. В Советском Союзе джинсы считались предметом роскоши среди молодежи, а в то время как в загнивающей Америке для достижения подобного эффекта нужно было как минимум обладать собственной машиной. Второе: отказ человека от гонки за лучшими переведет его в социальный слой маргиналов и позволит освободить колоссальные ресурсы, занятые прежде лишь улучшением благосостояния своей жизни. Бетховен, отказавший своей поклоннице в пользу симфонии и Тесла, *** попадают в эту категорию. // запись в дневнике